Возьмем атомистику — краеугольный камень множества наук. Повторяя (возможно, и не зная этого) гениальную ленинскую мысль о неисчерпаемости атома, Циолковский замечает в 1925 году: «Плотный и неделимый атом Лукреция и Лавуазье оказался мифом. Наверно, и элемент атома — электрон окажется таким же мифом». В 1929 году он более категоричен: «Рассудок и история наук нам говорят, что наш атом так же сложен, как планета или солнце». И уточняет в 1931 году: «Атом есть целая вселенная, и он так же сложен, как космос».

 Еще не рождена астроботаника, десятилетия нужно ждать еще опытов по синтезу сложных органических молекул в условиях межзвездной среды, а Циолковский с убежденностью отстаивает идею разнообразия форм жизни во вселенной. Всемирно известный итальянец профессор Петруччи был еще черноглазым мальчиком, когда Циолковский высказал идею внеутробного развития зародыша в искусственной матке. С треском разламывались на глазах ипподромной толпы легкие, похожие на этажерки самолетики, а Циолковский писал в 1911 году: «Аэроплан будет самым безопасным способом передвижения». (Кстати, задолго до этого он первый предложил «выдвигающиеся внизу корпуса» — колеса, опередив создание первого колесного шасси в самолете братьев Райт.) Словно догадываясь о будущем открытии лазера, он ставил инженерную задачу сегодняшнего дня: космическую связь с помощью «параллельного пучка электромагнитных лучей с небольшой длиной волны, электрических или даже световых...». Не было ни одной счетно-решающей машины, да и потребности жизни не взывали еще к спасительному могуществу числовых абстракций, а Циолковский предсказывал: «...математика проникнет во все области знания».
 Такие примеры можно было бы множить вновь и вновь, удивляясь широте кругозора интересов этого необыкновенного человека. Если же говорить о различных областях знаний, связанных с исследованиями космического пространства (а много ли их, не связанных?), то удивление не может не перерасти в восхищение.
 В равной мере можно говорить здесь и о научно-технических, и о фантастических книжках Константина Эдуардовича. В фантастике Циолковский так же безупречно точен, как и в технических статьях. Для него фантастика — лишь иная, более доступная для неподготовленного читателя форма пропаганды своих идей. Не уход, не отдых от истин, а лишь переодевание ее в более яркую одежду. (Этим путем независимо шли и идут многие фантасты-ученые, вспомните хотя бы нашего Владимира Афанасьевича Обручева.)

 Наверное, все видели фильмы о подготовке к групповому полету Андрияна Николаева и Павла Поповича. Помните бешеную карусель центрифуги? А за 83 года до этого  Циолковский записал: «Я еще давно делал опыты с разными животными, подвергая их действию усиленной тяжести на особых центробежных машинах. Ни одно живое существо мне убить не удалось, да я и не имел этой цели, но только думал, что это могло случиться. Помнится, вес рыжего таракана, извлеченного из кухни, я увеличивал в 300 раз, а вес цыпленка — раз в 10; я не заметил тогда, чтобы опыт принес им какой-нибудь вред».
 Лишь в 1918 году, окончив долгие скитания по редакциям, увидела свет фантастическая повесть Циолковского «Вне Земли». Прочтите ее, в советское время она переиздавалась много раз, а потом прочтите газетные отчеты о полете Павла Беляева, о прогулке в космосе Алексея Леонова. Велика ли разница? Разве что вместо нынешнего фала была у Циолковского обыкновенная цепочка...

 Но ничего не давалось просто. Его научному предвидению предшествовали многолетние поиски и эксперименты. Показательна в этом плане история написания его знаменитой статьи Исследование мировых пространств реактивными приборами.

 В 1883 года Циолковский закончил работу "Свободное пространство" В ней он рисует шарообразный космический корабль с реактивными устройствами: мирными пушками, стреляющими шарами. Такие устройства, по его мысли, дали бы возможность космическому "снаряду" перемещаться в "свободном пространстве". Но это уже в космосе. А как добраться туда с поверхности земли? В рукописи "Свободное пространство" ответа на этот вопрос Циолковский не дал. Может показаться невероятным, но тогда ученый еще не знал способа преодолеть силу земного притяжения. Позже он признавался: "Долго на ракеты я смотрел, как все, - с точки зрения увеселений и маленьких применений. Она даже никогда меня не интересовала в качестве игрушки".
 Конечно, Циолковскому было известно, что для освобождения от земной тяжести нужна огромная скорость - около восьми километров в секунду. Но как ее достичь? "Вот вопрос, который всю жизнь меня мучил, - вспоминал ученый, - и только с 1896 года был мною определенно намечен как наиболее осуществимый". Произошло это уже в Калуге, куда Константин Иванович был переведен учителем математики в уездное училище.
 Однажды в каком-то журнале Циолковский прочел, что в Петербурге была издана книга некоего А.П.Федорова. Название ее вызвало интерес. Оно было длинным и по научному точным: "Новый принцип воздухоплавания, исключающий атмосферу как опорную среду". Циолковский заинтересовался: о каком, собственно, "новом принципе" полета идет речь? И выписал книгу.
 Книга оказалась брошюрой карманного формата объемом в шестнадцать страниц. Бегло просмотрев ее, Константин Эдуардович заметил несколько схем и почти полное отсутствие математических выкладок. Но текст! Ученый читал его с огромным вниманием. Начиналась книга коротким вступлением - вернее, горячим обращением автора к обществу. Циолковский понял, что столичному изобретателю тоже было нелегко, тоже приходилось бороться за свою идею.

 Нет, не напрасно Циолковский заинтересовался брошюрой петербургского изобретателя. В ней предлагался проект ракетного летательного аппарата. Схема, приведенная в книжке, поясняла, как он должен быть устроен.
 Двигатель состоял из генератора газа и камеры - "трубы". Сжатый газ из генератора поступал в "трубу" с одного конца и вырывался из другого. "Стало быть, наша труба, как и ракета в полете или оружие при отдаче, получит стремление двигаться по своей оси", - заключал Федоров. В аппарате предусматривалось несколько таких "труб". Одни заставляли его подниматься ввысь, другие двигали вперед, третьи служили реактивными рулями. Изобретатель писал, что уже не раз успешно испытывал ракетный аппарат, пока что вдали от посторонних глаз, но "в непродолжительном времени" собирается повторить опыты уже публично. Судя по всему, о межпланетных путешествиях автор не думал. Свой аппарат он предназначал только для полетов в атмосфере, над землей. Циолковский же, прочтя брошюру, ясно увидел в Федоровском аппарате совсем другое: космическую ракету. Вот что вынесет землян в мировое пространство! Долгожданный ответ был наконец найден. Константин Эдуардович всегда с благодарностью вспоминал Федорова и его книжку. "Она толкнула меня к серьезным работам, как упавшее яблоко - к открытию Ньютоном тяготения", - писал он.
 Циолковский трудился вдохновенно. Впервые в мире разрабатывая теорию космического полета, старался учесть все его особенности, обдумывал устройство двигателя и других аппаратов небывалой ракеты. И к концу 1898 года большая работа, заложившая основы теоретической космонавтики, была закончена. "В результате получился обширный труд, - писал ученый, - который указал мне на нечто великое, чего я никак не ожидал".
 Пять лет рукопись с теорией космической ракеты лежала неопубликованной. Циолковский не раз возвращался к ней, уточнял расчеты и выводы. Много времени и сил в эти годы отнимали у него постройка аэродинамической трубы и опыты по сопротивлению воздуха. Была еще одна причина, по которой ученый не спешил обнародовать свой труд, - он предвидел проблемы, которые неизбежно должны были возникнуть при публикации: стремление вырваться за пределы Земли цензура могла расценить как покушение на основы религии. Циолковский подготовился к такому повороту дела. "Я придумал для статьи, - вспоминает он, - темное и скромное название: "Исследование мировых пространств реактивными приборами". Еще автомобили были в диковинку, еще многие сомневались, можно ли создать аэроплан - летательную машину тяжелее воздуха, а в статье калужского учителя говорилось о проникновении человека в космическое пространство. Поэтому Циолковский постепенно подводил читателя к главной теме. Начинал с аэростатов и пушек, говорил об исследовании воздушной оболочки Земли. И лишь потом становилось ясно, о каких "реактивных приборах" идет речь.